Принято считать, что женщина более чувствительна, чем мужчина. Но вот вопрос: по отношению к чему? Что она такое особенное чувствует, на что не способен мужчина? В своей практике и каждодневной жизни я замечаю, что чувствительность ее направлена на себя – на свои реакции и восприятие.
Иногда, когда встречаюсь с парами, задаю вопрос жене: как вы думаете, что он чувствует в ответ на ваши слова? И далеко не всегда (мягко говоря) бывают совпадения. Она говорит – «он злится», в то время как мужчина, например, испытывает растерянность или грусть. И это у людей, проживших вместе не один год. Я не осуждаю и не предъявляю претензий. Я констатирую.
Мужчина скуп «на слезы», на проявление чувств. Это факт. Но никак не потому, что у нас нет чувств. Нас так воспитывают. И есть еще собственный опыт, когда, доверившись женщине однажды, мы получили «укол», а то и «удар». Иногда «удар» бывает не прямым, а через «посредника» — через упрек, критику, утешение, игнорирование, через совет, когда его не спрашивали, и т. п. Человек (а мужчина — тоже человек), открывшийся в тяжелых чувствах, нуждается либо в поддержке, либо в том, чтобы его просто выслушали.
Постепенно, получая опыт непонимания, мужчина все более и более закрывается. «В прошлый раз сказал – и что толку? Как всегда начала мне рассказывать, в чем я не прав. А потом удивляется — почему ты перестал со мной разговаривать?» То, что мужчина перестал доверять вам свои чувства, обязательно что-то говорит о вас. О том, что вы слышите, что понимаете и как реагируете. В любом случае защита появляется тогда, когда есть нападение. Что в результате? «Когда глаза перестают плакать слезами, тогда плачет сердце. Кровью». Вот так.
Что на самом деле происходит в душе мужчины? Чем она живет? Как воспринимает и реагирует на происходящее? Как мужчина переживает боль и страдания? Что именно вызывает у него страдания? Вероятнее всего, обо всем этом сам мужчина вряд ли вам скажет.
***
Меня зовут Андрюша, мне два года. Вчера я первый раз был лишен отца. Думаете, я не могу такое помнить и тем более понять? Головой не могу, это правда. Но в душе навсегда останутся мамины слова (ведь я верю каждому ее слову!), сказанные папе: «Ну какой ты отец?! Какой ты после этого мужчина?!» Мне почему-то страшно. Я не знаю, чего я боюсь, но мне очень страшно. Я совсем не помню — после чего «этого», но помню, что папа «не мужчина». Ну, если папа не мужчина – такой большой и сильный, то что же говорить обо мне? А кто же тогда я? Женщина? Не знаю, откуда, но я знаю, что наполовину я состою из мамы, наполовину из папы. Значит, сегодня я лишился половины себя. Возможно навсегда.
***
Мне четыре года. После того как мама в очередной раз рассказала нам с сестрой, какой плохой у нас папа, я его предал. Я не мог поступить иначе, ведь мама так плакала. Мне было страшно. Я боялся за маму, за папу. За себя, кажется, не боялся. Я подошел к нему и сказал: «Уходи от нас!» На всю жизнь запомню его слезы. Он плакал, потому что я его предал. Папа ушел от нас навсегда. Я всю жизнь буду верить, что это я его выгнал. Как я буду с этим жить?
***
Мне шесть. Почти три года в нашем доме не произносится имя папы. Само слово «папа» тоже под запретом. Все делают вид, что его никогда и не было. Три года назад мне сказали, что он умер. Я уже давно называю папой другого дядю. Он хороший, он любит маму, и я его тоже, кажется, полюбил. Но я не верю, что папа умер. Иногда по ночам мне снится зомби, он встает из могилы, приходит ко мне и кричит почему-то маминым голосом: «Ты тоже не мужчина!» Я просыпаюсь от страха. Простынка вся мокрая. Я бегу к маме, забираюсь к ней под одеяло и засыпаю. Доктор сказал, что это нервное, что меня нужно лечить. На самом деле это не нервное, просто никто не знает, что папа не умер. Я чувствую, что он живет во мне. Но как-то не по-настоящему. Как зомби.
***
Мне десять лет. Я не сплю вторую неделю. Родители волнуются. Отвели меня к врачу. Он сказал, что «все серьезно» и нужно обращаться к психиатру. Я не сказал родителям правды — Юля отказалась пойти со мной в «Макдональдс». Не вижу смысла. Мама скажет: «Нашел из-за чего переживать, пригласи другую!» Папа работает в другой стране, и ему некогда. Юля дождалась, пока подойдут другие девочки, и при них, показывая на меня пальцем, сказала: «Я никогда не пойду с тобой в «Макдональдс»! Я был раздавлен и теперь чувствую себя никак.
***
Мне восемнадцать. Первая любовь. Мы дружили больше года. А сейчас у меня беда. Мы остались у нее дома вдвоем и решились на близость. Я переволновался, боялся, что вдруг придут ее родители, и еще откуда-то звучал противный голос: «Ты не мужчина!» В итоге у меня ничего не получилось. Я ушел как побитая собака. Но это еще не все. Утром в школе ко мне подошла ее подружка и ехидным голосом сказала: «С девушкой спать — это тебе не мячи в корзину забивать». Я ее ударил, и теперь мне грозит исключение из школы. Женщинам верить нельзя. Никогда.
***
Мне двадцать шесть. Мы разошлись. Оба неправы, но обратной дороги нет. Жена и ее родня настраивают ребенка против меня. Я слышу знакомые слова: «Какой ты отец?! Какой ты мужчина?!» Сын тоже их слышит. Когда мы одни, он обнимает меня и шепотом говорит: «Папочка, я тебя люблю». «Почему шепотом?» – спрашиваю я. «Чтобы мама не слышала, она расстроится». Это очень больно. Я чувствую, как мы отдаляемся, и ничего с этим поделать не могу. Ежедневные «твой отец нас предал» и «ему до нас дела нет» оказываются сильнее того, что сын видит своими глазами. Я в отчаянии. Если раньше мне было жалко свою бывшую, то теперь я ее почти ненавижу. Неужели она не понимает, что лишает ребенка отца?
***
Мне двадцать девять. После работы возвращаюсь в пустой дом, и тут же наваливается тоска. Это невыносимо. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Завел собаку, но это не помогло. У меня много девушек. Я беру телефон и звоню всем подряд: «Ты где? Чем занята? Не хочешь встретиться?» Желающая обязательно находится. Но я не могу долго встречаться с одной, мне становится дискомфортно. Мне кажется, что я должен ее развлекать и веселить. Меня все считают позитивным и оптимистичным, но на самом деле хватает моего запаса на две–три встречи. Потом я выдыхаюсь и исчезаю. Я чувствую себя виноватым, ведь я даю какую-то надежду. Девушки считают, что я ими просто попользовался, «получил свое» и исчез. А я просто не могу быть один. И вместе не могу. Тупик.
***
Мне тридцать два. Я чуть не женился во второй раз. Мы год как вместе, все у нас хорошо, если бы не одно «но». Сегодня я это увидел явно. Моему сыну девять лет, ее сыну – шесть. Сегодня она поставила мне условие. Точнее, в неявной форме она ставит их постоянно, но сегодня уже прямо. И так жестко… Сегодня она предложила мне выбрать между сыном и собой. Ей не нравится, что я слишком много времени провожу с моим сыном вместе и что помогаю материально. Ей не нравится, как я общаюсь со своей бывшей (которая является мамой моего сына). «Подобное отношение к себе я терпеть не буду ни при каких условиях! Если уж мы вместе, ты обязан считаться с моим мнением», — стальным голосом сказала она, узнав, что я оплатил ремонт машины бывшей жены. Все. Я больше так не могу. Я устал! Я просто хочу нормальную семью. Неужели для этого нужно отказываться от своего ребенка? Она думает, что моя любовь к сыну отменяет любовь к ней. Нет, это она сама отменяет мою любовь. Я больше ничего не буду ей объяснять. Надоело. Я просто молча уйду.
***
Мне тридцать семь. Который уже раз слышу крик жены: «Прибей полки! Ты не слышишь меня? Как до тебя докричаться, чтобы ты услышал?» Для нее «услышал» — это значит сделал так, как она хочет, исполнил команду. Она не слышит моих ответов. И не видит. Для нее молчание и отсутствие полок в ванной – это не ответ. Она не понимает: то, что она делает, – это унизительно. Я раз согласился на подобное, два согласился… и в итоге за годы брака согласился на то, что превратился в функцию. И наступил предел. Полок не будет. Я все чаще задаю себе вопрос: что я делаю рядом с ней? Что мы делаем друг с другом? Где-то в глубине я уже знаю, что рано или поздно все рухнет. Честно говоря, я уже третий год как-то пытаюсь сжиться с этой мыслью. А ведь когда-то все было иначе. Было время, когда ее интересовало мое мнение, что я думаю, что чувствую. А теперь — только «полки».
***
Мне сорок три. Кажется, я спиваюсь. Так тошно жить. На работе кризис. Спасаю бизнес. Мотаюсь с утра до ночи. У меня семья, обязанности, ответственность. Устаю как собака. Прихожу домой – там война. Любая мелочь – повод для скандала. Скандал ее явно оживляет, меня же разрушает. Когда особенно достает, я уже не могу себя контролировать, срываюсь и начинаю орать. Один раз даже ударил — отмахнулся. Я понимаю, что стоит за ее злостью – я не могу сделать ее счастливой. Деньги, возможности – этого недостаточно. Я понимаю, что она меня не любит, — потому злится и провоцирует скандалы. Она мстит мне за свою нелюбовь. А еще за зависимость от меня. Куда она уйдет, ведь привыкла к этому уровню жизни. Она меня за все это ненавидит. А я, дурак, до сих пор ее люблю. Чтобы как-то существовать в своем доме, мне нужна анестезия. Поэтому пью.
***
Мне сорок восемь. Вчера три часа общался с женщиной. Пролетели как десять минут. Она моложе, ей тридцать пять. Последние десять лет никто (!) не слушал меня так, как она. Удивительно, что я могу быть кому-то интересным. Мы понимали друг друга с полуслова. Кажется, я влюбился. Похоже, жена что-то заметила. За весь вечер она не высказала мне ни одной претензии. Что теперь будет? Странное сочетание чувств – влюбленность, вина и одиночество.
***
Мне пятьдесят три. У меня тяжелая болезнь. Я ни с кем не могу поговорить о том, что меня беспокоит. Детей не хочу напрягать, а жене по барабану. Я совсем не чувствую от нее поддержки. Мои неприятности ей в тягость. Так мне кажется. Хотя, возможно, она просто боится. Я всю жизнь со всем справлялся сам и сейчас, когда нуждаюсь в поддержке, особенно почувствовал, как одинок. Меня это не злит и не расстраивает. Пустота – вот что я чувствую. По привычке буду прятаться в работе.
***
Вам могло показаться, что это история жизни одного и того же человека. Но нет. Двенадцать монологов – двенадцать разных мужских судеб. Сейчас откровение: в каждом мужчине – отец, брат, муж, сын. Если внимательно присмотритесь, обнаружите своих.
Дмитрий Лицов, психолог